АКТЪ ЧЕТВЕРТЫЙ.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната Эреньена. Та же декорація, что во второмъ и третьемъ актахъ. Ребенокъ играетъ. Клара -- въ тревогѣ -- не отходитъ отъ окна.
РЕБЕНОКЪ. Какой костюмъ надѣть на Полишинеля?
КЛАРА. Самый красивый.
РЕБЕНОКЪ. Сегодня праздникъ? Правда?
КЛАРА. Сегодня прекраснѣйшій изъ праздниковъ.
РЕБЕНОКЪ. Сегодня -- Рождество?
КЛАРА. Нѣтъ, это -- свѣтлый праздникъ, воистину свѣтлый праздникъ! Его впервые празднуетъ міръ.
РЕБЕНОКЪ. Мнѣ можно идти туда, на праздникъ?
КЛАРА. Это праздникъ для большихъ; дѣти его не понимаютъ.
РЕБЕНОКЪ. Ты мнѣ скажи, что это такое.
КЛАРА. Ты узнаешь когда-нибудь. И ты будешь говорить, что его устроилъ твой отецъ, твой родной отецъ.
РЕБЕНОКЪ. Тамъ будетъ много знаменъ?
КЛАРА. Много.
РЕБЕНОКЪ. Тогда почему же ты говоришь, что я не пойму? Когда бываютъ знамена, я всегда понимаю.
КЛАРА (въ окно). Наконецъ-то!
(Эреньенъ входитъ. Одежда его въ безпорядкѣ. Клара спѣшитъ къ нему)
ЭРЕНЬЕНЪ (съ волненіемъ ее обнимаетъ). Ты всѣ знаешь?
ЭРЕНЬЕНЪ. Никогда планы не осуществляются такъ, какъ ихъ задумали. Я былъ убѣжденъ, что ни одинъ изъ нашихъ начальниковъ не можетъ появиться въ Вавилонскихъ воротахъ: они никогда не бываютъ тамъ. Вчера вечеромъ тамъ оказались самые главные. Увидавъ вошедшую непріятельскую армію, они рѣшили, что это безуміе. Это не были нападающіе: движеніе полковъ, отсутствіе команды, отсутствіе организаціи доказывали это. Это не были парламентеры: ихъ было слишкомъ много.
Когда войска приблизились на сто шаговъ, можно было видѣть, какъ солдаты бросаютъ оружіе, а иные поднимаютъ кверху приклады. Нѣкоторые изъ нашихъ тотчасъ же побѣжали и открыли ворота. Наши начальники бѣсновались, ругались, кричали -- всѣ въ одинъ голосъ: никто не хотѣлъ слушать ни ихъ оскорбленій, ни ихъ приказаній. Всѣ предчувствія, которыя они испытывали, всѣ опасенія отпаденія, неповиновенія, которыхъ они не осмѣливались признавать, продолжали ихъ волновать, мучить, терзать. Съ быстротою молніи они поняли все. Ихъ окружили. Трое изъ нихъ убили себя: это были герои. Они видѣли, какъ непріятель входилъ въ Оппидомань. Они думали о пораженіи, о позорѣ послѣдняго униженія. Нѣкоторые плакали. Наши граждане спѣшили заключить въ объятія осаждавшихъ. Жали другъ другу руки, обнимались. Неожиданная радость наэлектризовала душу всѣхъ. Бросаютъ сабли, ранцы, патроны. Враги, у которыхъ фляги были полны, предлагаютъ выпить. И волна, все еще прибывающая, разливается уже по городу, на Площадь Народовъ, гдѣ еще оставались наши начальники, блѣдные, нѣмые, неувѣренные. Ле-Брэ крикнулъ на ухо одному изъ командировъ: "Конецъ войнѣ! Нѣтъ ни побѣды, ни пораженія, это праздникъ." Тогда этотъ негодяй принялся ругаться, бѣшеный отъ гнѣва, онъ наудачу махалъ саблей и ранилъ свою лошадь. Двое изъ его сосѣдей, пользуясь замѣшательствомъ, удрали. Они направились къ властямъ: можетъ быть, они организуютъ нѣкоторое сопротивленіе и консульская гвардія поможетъ имъ. Я уже видѣлъ: здѣсь мелькаютъ ихъ зеленые мундиры.
КЛАРА. А непріятельскіе генералы?
ЭРЕНЬЕНЪ. О, тѣ -- въ плѣну у своей арміи. Вчера, убѣдившись, что побѣги и болѣзни уничтожили половину арміи, они рѣшились на безумный поступокъ, N рѣшились предпринять послѣдній штурмъ. Солдаты отказались идти; раздалось нѣсколько выстрѣловъ въ начальниковъ. Это былъ конецъ.
КЛАРА. Я слышала, какъ отряды входили въ Оппидомань; можно было подумать, что это шумитъ океанъ. Никогда я такъ не волновалась и никогда не была такъ счастлива.
ЭРЕНЬЕНЪ. Теперь въ нашемъ распоряженіи двадцать тысячъ человѣкъ. На площадяхъ ставятъ столы. Всѣ, кто наготовилъ въ погребахъ запасы на время осады, раздаютъ ихъ теперь народу. Эно говорилъ: "Никогда Оппидомань не унизится до того, чтобы принимать своихъ враговъ; никогда Оппидомань не позволитъ имъ бродить по ея улицамъ и площадямъ; никогда не уничтожатся предразсудки оскорбленной Оппидомани". Такъ разсуждаютъ въ обыкновенные дни, но не сегодня! Такое смятеніе царствуетъ въ умахъ, застигнутыхъ врасплохъ, что можно было бы основать новыя религіи и огласить неизвѣстныя вѣроученія. Посмотри, на высотахъ горитъ Капитолій! Жгутъ морскія и артиллерійскія казармы. Къ вечеру будутъ дѣлить всѣ запасы оружія и провіанта. Во время осады совершили правосудіе надъ биржами и балками. Пора совершить справедливый судъ надъ основною несправедливостью, надъ войною: ея срокъ насталъ! Съ нею одной исчезнутъ всѣ другія: ненависть деревень противъ городовъ, нищеты противъ золота, слабости противъ силы. Организованное зло поражено въ самое сердце. (На улицѣ слышны крики "ура!") Слушай: это поетъ и безумствуетъ всемірный праздникъ человѣчества.
(Клара и Эреньенъ приближаются къ окну и долго обнимаются. Вдругъ Эреньенъ поспѣшно освобождается)
ЭРЕНЬЕНЪ. Одѣнь ребенка; я пришелъ за нимъ, чтобы показать ему мое дѣло.
КЛАРА. Ребенка? Но онъ не понимаетъ.
ЭРЕНЬЕНЪ. Все-таки одѣнь. Я ему скажу предъ лицомъ стараго умирающаго міра такія слова, которыхъ онъ не забудетъ никогда. Одѣнь его. Я хочу повести его туда.
КЛАРА. А я?
ЭРЕНЬЕНЪ. За тобой зайдетъ твой братъ, Эно.
КЛАРА. Почему намъ не идти вмѣстѣ?
ЭРЕНЬЕНЪ. Одѣнь ребенка, говорю тебѣ,-- и поскорѣе...
Клара выходитъ. Эреньенъ осматриваетъ свое бюро, кладетъ нѣсколько пакетовъ въ карманъ, потомъ опирается на окно, откуда онъ говорилъ народу.
ЭРЕНЬЕНЪ.
О, жизнь жестокая -- вся въ блескѣ, въ мятежѣ!
Тебя я пережилъ, тебя перестрадалъ,--
Отнынѣ отдыхъ я на славномъ рубежѣ
ѣ снискалъ.
Надъ міромъ мной одержана побѣда: я -- великъ;
Такъ отъ руки моей покорно міръ поникъ.
И странно думать мнѣ, что жилъ въ поляхъ крестьянинъ,
Родилъ ребенка -- то былъ я,--
И вотъ законъ поверженный израненъ,
На немъ лежитъ рука моя;
Я горло пальцами сдавилъ,
И зубы жадные въ него вонзилъ.
Такъ гордость древнюю кровавой власти,
Въ порывѣ страсти,
Я наземь повалилъ.
Деревни, фермы и лачуги
Всѣ гибнутъ, всѣ умрутъ.
А въ городахъ всеобщій трудъ
Влечется къ близкому паденью,-- и недуги
Его снѣдаютъ; золото, грабежъ, развратъ
Всѣ воютъ вмѣстѣ; громоздятъ
Въ борьбѣ безобразной холмы насилій;
Инстинкты борются среди слѣпыхъ усилій
На замкнутыхъ поляхъ --
Гдѣ царствуетъ рулетка, биржа, страсть,--
И страшная чудовищная власть
Находитъ яства тамъ, гдѣ грязь во тьмѣ гніетъ,
Тучнѣетъ власть въ грѣхѣ и жадно мерзость пьетъ.
И былъ я молніей: окно я освѣтилъ,
Откуда люди всѣ смотрѣли въ міръ небесный;
И не разсудокъ мной руководилъ,
А даръ любви безумный и чудесный:
Я цѣлый міръ съ собой отождествилъ,
И человѣческій союзъ
Отъ каторжныхъ тюремныхъ узъ
Освободилъ.
Я наземь старую низвергъ Оппидомань --
-- Обманы, хартіи, и милости, и дань. --
Оппидомань воздвигнется для новыхъ дней,
Что молніи ударами куютъ.
Оппидомань -- моя, какъ даръ предназначенья;
Она слѣдитъ за мыслью огненной моей;
Мое безуміе и страсть моя горятъ, растутъ
Въ очахъ недвижныхъ Провидѣнья.
ѣлы)
КЛАРА (изъ своей комнаты). Эреньенъ, солдаты правительства -- на улицѣ.
ЭРЕНЬЕНЪ (не слыша, продолжаетъ).
По плану моему я міръ пересоздалъ,
И жизненныя силы, и толпу людей
Со дна инстинкта я воззвалъ
Къ порогу свѣтлому мечты моей.
КЛАРА (появляясь). Эреньенъ! Эреньенъ! Вооруженные люди окружили домъ. Они убьютъ тебя, если ты выйдешь.
ЭРЕНЬЕНЪ. Полно! Одѣнь ребенка.
(Снова ружейный залпъ)
КЛАРА. Пальба со стороны перекрестка стала слышнѣй.
ЭРЕНЬЕНЪ. Одѣнь ребенка.
КЛАРА. Они караулятъ тебя; они ждутъ тебя; они хотятъ твоей смерти...
ЭРЕНЬЕНЪ. Одѣнь ребенка.
(Она идетъ за ребенкомъ; онъ дрожитъ; Клара беретъ его на руки и защищаетъ)
КЛАРА. Другъ мой! Я умоляю тебя: не рискуй; подожди, когда они пройдутъ.
ЭРЕНЬЕНЪ. Мнѣ некогда ждать. Сегодня я не боюсь ни другихъ, ни самого себя. Я достигъ такой степени человѣческой силы...
КЛАРА. Тогда иди одинъ и оставь мнѣ малютку.
ЭРЕНЬЕНЪ (запальчиво). Мнѣ нуженъ ребенокъ. Я хочу, чтобы онъ былъ со мною тамъ.
КЛАРА. Онъ сейчасъ придетъ... Эно приведетъ его тебѣ.
ЭРЕНЬЕНЪ. Нужно, чтобы привѣтствовали вмѣстѣ съ отцомъ и его. Давай его! Полно, давай!
ѣ. Я слушалась тебя, какъ служанка, но сегодня я заклинаго тебя...
ЭРЕНЬЕНЪ. Дай мнѣ его, говорю я тебѣ!..
(Онъ вырываетъ ребенка изъ рукъ Клары, отталкиваетъ ее и убѣгаетъ съ нимъ)
КЛАРА. Другъ мой! Другъ мой! О, это безуміе! Всегда это несчастное и безграничное безуміе! (Трескъ ружейнаго залпа неожиданно ее прерываетъ. Мгновеніе безумной тоски, и она бросается къ окну, свѣшивается въ него и кричитъ) Сынъ мой! Сынъ мой!
Потомъ она выбѣгаетъ на улицу. Топотъ удаляющихся лошадей. Смятеніе. Крики. Молчаніе. Наконецъ, кто-то кричитъ, заглушая всѣхъ.
ГОЛОСЪ. Только-что убили Жака Эреньена!
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Утро. Площадь Народовъ, имѣющая видъ террасы. Въ глубинѣ видна панорама Оппидомани, подернутая дымомъ пожаровъ.. Направо -- статуя правительства,-- на виду, на голой землѣ. Налѣво -- горитъ дворецъ войны. Горожане украшаютъ окна флагами; проходятъ пьяные; безумные хороводы мчатся черезъ сцену; одна толпа смѣняется другой. Со всѣхъ сторонъ слышно пѣніе. Мальчишки бросаютъ камни въ статую правительства.
НИЩІЙ. Эй, ребята, берегитесь! Вотъ вамъ надерутъ уши.
МАЛЬЧИШКИ. -- Мы побиваемъ камнями низверженное правительство.
-- (Бросая камень) Вотъ этотъ въ скипетръ.
-- Вотъ этотъ въ корону.
ТОЛПЫ ЛЮДЕЙ (окружаютъ статую и водятъ хороводы).
Счетъ ведемъ и разъ, и два,
Будетъ смѣлымъ нашимъ братомъ,
Кто не хочетъ быть солдатомъ:
Нынѣ вольности права!
Воля смѣлая жива.
Счетъ ведемъ и два, и разъ,
Будетъ смѣлымъ нашимъ братомъ,
Кто волнуется набатомъ:
Слышенъ Неба грозный гласъ!
Разъ, два, три -- ведемъ мы счетъ,
Будетъ смѣлымъ нашимъ братомъ,
Тотъ, кто врагъ властямъ проклятымъ:
Прочь привычекъ старыхъ гнетъ!
За свободу -- всѣ! Впередъ!
КРЕСТЬЯНИНЪ. Пусть меня повѣсятъ, если я думалъ, что снова увижу Оппидомань!
ГРУППА НИЩИХЪ. -- Я зарылся въ нору, какъ животное.
-- Я былъ поперемѣнно на службѣ двухъ партій. Граждане Оппидомани звали меня кротомъ: я ихъ извѣщалъ о планахъ непріятеля; а врагъ думалъ, что я неуловимъ, какъ дымъ: имъ я давалъ свѣдѣнія о дѣлахъ Оппидомани.
-- Мы дѣлали то же самое. Я дѣйствовалъ на сѣверѣ.
-- Я -- на западѣ.
-- И предавая тѣхъ и другихъ, мы, наконецъ, заставили ихъ помириться. (Иронически) Это мы заключили миръ.
ЦЫГАНЪ. Часто случается, что такъ называемое преступленіе превращается въ добродѣтель. Не правда ли?
НИЩІЙ. Правда, что Эреньена нѣтъ въ живыхъ?
ЦЫГАНЪ. Эреньена! Полно, теперь онъ -- господинъ, король... Когда становятся такими большими, не умираютъ.
НИЩІЙ. Говорятъ, что его убили на порогѣ его дома.
ЦЫГАНЪ. Кто это?
НИЩІЙ. Консульскіе солдаты.
ЦЫГАНЪ. Не можетъ быть.
НИЩІЙ. Еще бы! Они должны были его ненавидѣть! Никогда еще человѣкъ не совершалъ такого большого дѣла.
ѣкъ; это мы всѣ совершили его.
ПАСТУХЪ. Наконецъ-то, мы будемъ въ состояніи жить!
ЦЫГАНЪ. Мы! Полноте! Нужно, чтобы земля наша была перепахана до самой глубины: только тогда проникнетъ свѣтъ въ наши погреба.
Война иль миръ,
А мы останемся все въ той же нищетѣ.
Ея не нарушаетъ суета
Несчастья или счастья.
Оппидомань свои законы обновляетъ,
Освобождаетъ отъ опеки свой народъ;
И мы одни остались такъ, Богъ знаетъ, до какого дня,
Бродягами и дикими звѣрями,
Скупую землю мы съ налета расхищаемъ,
Какъ вороны, которыхъ гонятъ прочь,
Пугаютъ съ огородовъ и съ порога хижинъ,
Въ то время какъ народъ встрѣчаетъ
Иныхъ свободныхъ птицъ.
ПАСТУХЪ. Вы говорите такъ, какъ будто правительство существуетъ еще. Деревни возродятся; города должны очиститься.
ЦЫГАНЪ. Прекрасно! Однако, все на свѣтѣ путь ко всему. Завтрашній день всегда будетъ недоволенъ нынѣшнимъ. (Черезъ сцену проходитъ группа пьяныхъ женщинъ съ факелами. Они кричатъ: "Къ церквамъ! Къ церквамъ! Мы сожжемъ Господа!" Нищему) Посмотрите, вотъ наши союзницы! Когда вы рѣшитесь быть мужчинами, вы придете за мной, какъ другіе шли за Эреньеномъ.
(Онъ уходитъ)
ГРУППА РАБОЧИХЪ (воздвигаютъ эстраду, чтобы положить тамъ трупъ Эреньена. Приносятъ черное сукно) -- это такое несчастье, какого еще никогда не бывало.
-- Онъ получилъ двѣ пули въ лобъ.
-- Нѣтъ.
-- Какіе-то гвардейцы были убійцами. Они скрылись. Можетъ быть, никогда не узнаютъ негоднаго труса, который убилъ нашего трибуна.
-- Сражались у входа во дворецъ правительства. Оставался какой-нибудь часъ, чтобы выгнать консульскія войска. Эреньенъ былъ уже мертвъ.
НИЩІЙ. Говорятъ, это дѣло Эно.
РАБОЧІЙ. Ты самъ не знаешь, что ты говоришь! Эно! Онъ теперь въ большемъ еще отчаяніи, чѣмъ мы.
НИЩІЙ. Онъ былъ его врагомъ.
РАБОЧІЙ. Молчи. Каждый зубъ твоей челюсти лжетъ.
НИЩІЙ. Я повторяю то, что мнѣ говорили.
РАБОЧІЙ. Вотъ такіе люди, какъ ты, распространяютъ гнусныя сплетни.
(Непріятельскіе солдаты и солдаты Оппидомани проходятъ подъ руку, толпятся на террасѣ и ступеняхъ)
ТОЛПА. -- Будетъ празднество?
-- Почему же нѣтъ? Новые правители Оппидомани велѣли его устроить.
-- При жизни никогда Эреньенъ не казался такимъ великимъ.
ГРУППА ПРОХОЖИХЪ. -- Его тѣло торжественно носятъ по всему городу.
-- Я видѣлъ, какъ его тѣло несли по Мраморному Перекрестку. Красная рана зіяла на его лицѣ.
-- Я видѣлъ тѣло на мосту у Порта;
И матери простерли руки,
Дѣтей къ нему протягивали свѣтлыхъ.
И все, что жизнь даетъ
Счастливаго и молодого,
Склонялося надъ трупомъ...
-- Такъ тѣло слѣдуетъ -- увѣнчано цвѣтами;
Его пожаромъ обвиваетъ красный саванъ;
Порывъ любви, морскимъ волнамъ подобный,
Подъемлетъ тѣло
И никогда король; сверкавшій златомъ,
Убійствами, и битвами, и кровью,
Такою пышностью огромныхъ похоронъ
Прославленъ не былъ.
ѣ усопшаго, и медленно, благоговѣйно, какъ будто причащаясь, поднесъ его къ своимъ губамъ.
РАБОЧІЙ (слушавшій прохожихъ). Тѣло Жака Эреньена будетъ выставлено здѣсь, на этой эстрадѣ, среди толпы, во всей своей славѣ.
КРЕСТЬЯНИНЪ. Пусть смотритъ на него солнце.
ГРУППА ПРОХОЖИХЪ. -- Слезы, цвѣты, пѣсни, кровь, танцы, пожаръ: противоположныя страсти горятъ въ воздухѣ!
-- Создается атмосфера, необходимая для созданія міровъ.
ѣлаетъ знакъ, что онъ хочетъ говорить. Молчаніе.
ЛЕ-БРЭ. Граждане, черезъ нѣсколько мгновеній на эту площадь Оппидомани, посвященную Народу, принесутъ тѣло Жака Эреньена. Примите его, какъ побѣдителя. Пули могли закрыть ему глаза, сдѣлать недвижными его руки, сдѣлать мертвымъ его лицо, но убить его не могли, нѣтъ,-- Жакъ Эреньенъ живетъ еще въ его словахъ, его дѣлахъ, мысляхъ, его книгахъ; онъ -- та сила, которая въ это самое мгновенье насъ волнуетъ; онъ желаетъ, думаетъ, надѣется, дѣйствуетъ въ насъ. Это не похороны, это послѣдняя побѣда... Разступитесь, вотъ онъ.
(Дѣти взбираются на плечи. Большое волненіе во всѣхъ группахъ. Лѣзутъ на окна. Взбираются на колонны)
РАЗЛИЧНЫЯ ГРУППЫ НА СТУПЕНЯХЪ. -- Какая толпа! Никогда эта площадь не вмѣститъ всѣхъ.
-- Какъ его любили! Такіе люди, какъ онъ, не должны были бы умирать.
-- Она несетъ ребенка.
-- Она выглядитъ христіанкой!
-- Римлянкой!
-- Молчите: вотъ тѣло.
ѣтствуютъ; нѣкоторые падаютъ на колѣни, нѣкоторыя женщины крестятся. -- На ступеняхъ люди висятъ гроздьями, стараясь лучше увидѣть.
МОЛОДЫЕ ЛЮДИ (бросаются къ тѣлу, которое несутъ. Молитвенной съ восторгомъ). -- Эреньенъ! Эреньенъ! Ты былъ нашимъ единственнымъ учителемъ.
-- Какъ сильнымъ вихремъ, страсть твоя
Огонь души моей вздымала!
-- О, Эреньенъ! Ужели насъ оставилъ?
ѣ мы посвящаемъ
Все то, что вдохновенье наше
Когда-нибудь свершитъ
Прекраснаго и сильнаго --
На жизненныхъ путяхъ.
ѣ --
Какъ трепетъ сердца будущихъ временъ.
-- О, Эреньенъ! О, Эреньенъ!
Пусть будемъ мы всегда и сильны, и безумны,
Какъ въ дни ужасные,
Бросалъ насъ въ бурю духа твоего.
(Трупъ возложили на эстраду; женщины покрываютъ цвѣтами черное сукно)
ПРОРОКЪ (стоитъ на ступени и возвышается надъ толпой).
ѣ часъ наступилъ,
Когда жалкому плачу не внемлю,
Нынѣ часъ наступилъ,
Когда громъ низвергаетъ на землю
Этихъ древнихъ суровыхъ боговъ
Воплощаются снова живыя надежды,
И желаній одежды
Въ цвѣтахъ. И въ глазахъ -- красота. И сердца возродились,
И безвѣстныя силы въ пространствѣ скрестились
Поспѣшите на страшный покровъ возложить
Изъ торжественныхъ пальмъ украшенья
И страшитесь забыть прославленье,
И страшитесь обрядъ оскорбить
Что сіяетъ надъ плитой могильной.
И со звѣзднымъ путемъ, и съ путями временъ;
Цѣлый міръ онъ ударомъ однимъ побѣдилъ:
ѣ ужасъ земли сокрушенъ.
(Встаетъ Ордэнъ. Волненіе. Толпа указываетъ на него и привѣтствуетъ. Люди объясняютъ другъ другу)
ТОЛПА. -- Это онъ отказался погубить Оппидомань.
-- Онъ привлекъ на нашу сторону враговъ.
-- Онъ такъ же великъ, какъ Эреньенъ.
ѣстнымъ другомъ. Его книги замѣняли мнѣ библію. Только люди, подобные ему, способны воспитывать такихъ, какъ я -- слабыхъ, покорныхъ, долгое время темныхъ, но которымъ судьба позволяетъ осуществитъ въ одинъ роковой часъ то, что было высшей мечтой ихъ учителя. Если родина прекрасна, мила сердцу и незабвенна, то нація, вооруженная границами, ужасна и отвратительна, а еще весь міръ покрытъ ими. Нашъ союзъ долженъ послужить имъ примѣромъ. (Крики одобренія) Они когда-нибудь оцѣнятъ то, что было сдѣлано безсмертнаго, здѣсь, въ этой прославленной Оппидомани, откуда вылетали самыя высокія идеи, въ теченіе ряда вѣковъ, одна за другой. Въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ возникла сила, съ тѣхъ поръ, какъ умъ научился исчислять время, двѣ расы, одна -- отказавшись отъ побѣды, другая -- отъ своей оскорбленной гордости, слились въ одно объятье. Вся земля должна была задрожать отъ радости, вся кровь, всѣ силы должны были снова прилить къ сердцу міра. Союзъ и согласіе побѣдили ненависть. (Крики одобренія) Человѣческой борьбѣ въ ея кровавой формѣ было сказано: нѣтъ! Отнынѣ горитъ маякъ на горизонтѣ будущихъ бурь. Его упорный свѣтъ ослѣпитъ глаза, побѣдитъ умы, заставитъ бредить желанія. Необходимо къ концу испытаній и скорбей придти къ гавани, входъ въ которую онъ указываетъ. Онъ золотитъ своими лучами тихія мачты и суда. (Всеобщій энтузіазмъ: кричатъ, обнимаются. Прежніе непріятели встаютъ и окружаютъ Ордэна. Жители Оппидомани протягиваютъ къ нему руки. Онъ освобождается отъ объятій и возлагаетъ пальмы къ ногамъ Эреньена. Обращаясь къ вдовѣ) Во имя жизни и побѣды я прошу васъ, Клара Эреньенъ, представить этимъ двумъ взволнованнымъ народамъ того, кто явится въ нашихъ глазахъ какъ бы самимъ Жакомъ Эреньеномъ,-- его сына! (Онъ протягиваетъ руки, чтобы показать ребенка)
КЛАРА (останавливая его). Я сама попытаюсь... (Она встаетъ)
Въ этомъ сердцѣ столицы,
Въ часъ великой надежды и грезы,
На порогѣ грядущихъ временъ,
Я хочу осушить мои слезы... (Она указываетъ на толпу)
Вамъ отнынѣ ребенка его поручаю
И великому долгу его посвящаю
И судьбѣ роковой, и таинственной вѣрѣ,
ѣтлой, священной химерѣ,
Укрощенной рукою отца;
И грядущимъ вѣкамъ я его посвящаю,
ѣпительномъ блескѣ вѣнца
Всенародныхъ торжествъ и возстаній,
Здѣсь, предъ вами, у ногъ неостывшаго тѣла.
Клара нѣкоторое время высоко держитъ ребенка, среди привѣтствій и протянутыхъ рукъ; потомъ она передаетъ его въ руки Ордэна. Тогда она, теряя силы, склоняется съ рыданіемъ къ трупу. Медленно возстановляется молчаніе.
ЛЕ-БРЭ. Этотъ часъ слишкомъ великъ и слишкомъ прекрасенъ, онъ слишкомъ тѣсно связываетъ насъ, однихъ съ другими, чтобы мы могли думать о договорѣ или клятвѣ! Съ полной свободой, предъ лицомъ всего, что есть ненарушимаго и священнаго, предъ лицомъ этого геніальнаго человѣка, мертвое тѣло и безсмертная душа котораго возбуждаетъ въ насъ лихорадку и вдохновляетъ насъ, мы отдаемся другъ другу навсегда.
(Одобренія)
ѣтили въ городѣ съ открытыми объятіями и сердцами, я удивлялся, что тотъ, кто болѣе всѣхъ послужилъ нашему дѣлу, можетъ присутствовать -- живой -- при торжествѣ своей побѣды. Такое завоеваніе требуетъ надлежащей жертвы. Если вы представите себѣ, при какихъ странныхъ обстоятельствахъ, безъ конвоя, безъ друзей, безъ защитниковъ, Эреньенъ подставилъ свою грудь пулѣ, быть можетъ, послѣдней пулѣ, вы повѣрите, какъ я, что его смерть связана съ таинствомъ великихъ и высшихъ силъ.
ЭНО. Онъ растопталъ старую власть, изображеніе которой еще стоитъ. (Онъ указываетъ на статую. -- Свистки, крики: "Долой ее! Долой ее!" -- Рабочіе берутъ шесты, чтобы свалить ее, и лѣзутъ на пьедесталъ) Онъ преодолѣлъ ея разложеніе: ея трусовъ консуловъ, ея незаконнорожденные законы, ея постыдные обычаи, ея наемную армію.
ТОЛПА. Долой ее! Долой ее!
ЭНО. Онъ очистилъ отъ грязи ея воровскіе банки,-- ея казну, ея парламенты и совѣты: онъ убилъ всѣ соперничества. Эта статуя глумится надъ тѣмъ, что онъ сдѣлалъ.
(Онъ указываетъ на статую)
-- Зловѣщая кукла!
-- Отвратительный истуканъ!
СО ВСѢХЪ СТОРОНЪ. Долой ее! Долой ее!
ТОЛПА. -- Тащите ее въ сточный каналъ.
-- Долой ее! Долой ее!
НѢКТО ИЗЪ ДЕРЕВНИ. Это она слопала насъ! нѣкто изъ города. Это она обезчестила насъ! никто изъ деревни. Она была смертью! нѣкто изъ города. Она была преступленьемъ! со всѣхъ сторонъ. Долой ее! Долой ее!
РАБОЧІЙ (съ высоты пьедестала -- тѣмъ, кто его окружаетъ). Берегитесь! Она падаетъ! Она падаетъ!
ѣлой, поднимаетъ ее и, шатаясь, подъ своей колоссальной ношей, молча бросаетъ и разбиваетъ ее у ногъ Эреньена.
ѣ занимаются Зори!
Сборникъ Товарищества "Знаніе" за 1906 годъ. Книга одиннадцатая