Чулков Георгий: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1916". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 4. Размер: 6кб.

Часть текста: Ч. был арестован и весной 1902 г. выслан на жительство в Якутскую обл., в селение Амга, где за несколько лет до Ч. жил в ссылке В. Г. Короленко. К 1903 г. был амнистирован, но оставлен под гласным надзором полиции. Поселившись в Нижнем Новгороде, где жили тогда высланные из столиц писатели, стал сотрудничать в газете "Нижегородский листок", был автором нескольких прокламаций. В конце 1903 г. приехавший в Нижний Новгород издатель В. Саблин забрал у Ч. рукопись первого его стихотворного сборника "Кремнистый путь" и издал в Москве (1904). Автор впоследствии сожалел "о появлении на свет этого литературного младенца", исполненного декадентского "томления духа". Однако эта книга, положительно отрецензированная в петербургском религиозно-философском журнале "Новый путь", помогла Ч. свести знакомство с его руководителями -- Д. Мережковским и З. Гиппиус. Молодой писатель с момента получения разрешения на проживание в столице и до 1904 г., когда прекратилось издание "Нового пути", исполнял обязанности литературного секретаря журнала. На развалинах "Нового пути" возник было журнал "Вопросы жизни", в котором Ч. заведовал "отделами беллетристики, поэзии и критики", но вскоре после первой революции издание и этого журнала прекратилось. В 1906 г. в одном из своих выступлений выдвинул идею т. н. "мистического анархизма", желая синтезировать символизм и разного рода радикальные политические устремления. В том же году он издал брошюру "О мистическом анархизме" с сочувственной вступительной статьей Вяч. Иванова. Стремясь объединить писателей разных художественных направлений на этой "идейной основе", Ч. выступил в качестве редактора-издателя альманахов "Факелы" (1906-- 1908. -- No 1--3) и "Белые ночи" (1907). В 1909--1912 гг. издательство "Шиповник" выпустило Собрание сочинений Ч. в шести томах (4 тома рассказов, том...

Входимость: 4. Размер: 47кб.

Часть текста: (1930). До революции он выпустил несколько томов рассказов, сборники литературно-критических и публицистических статей "Покрывало Изиды" (1909), "Вчера и сегодня" (1916), романы "Сатана", "Сережа Нестроев", "Метель". Первую свою книгу -- сборник стихов "Кремнистый путь" (1904) -- Чулков опубликовал, находясь под надзором полиции: в годы учебы в Московском университете он отдал дань революционным идеям, за что поплатился ссылкой в далекий улус Амга Якутской губернии. Попав после освобождения в 1904 г. в Петербург, он был приглашен Мережковскими на должность секретаря журнала "Новый путь" и с головой окунулся в литературную жизнь тех лет. С этого времени Чулков непременный участник всех сколько-нибудь заметных дискуссий по вопросам "нового искусства", посетитель ивановских "сред", соратник В. Мейерхольда. Он явился инициатором создания философского журнала "Вопросы жизни", редактировал журнал "Народоправство" (1917--1918), в котором...

Входимость: 3. Размер: 18кб.

Часть текста: где сидел в тюрьмах, где женился, где напечатал первые мои рассказы и где лежит на кладбищах прах близких мне людей. Это было не только внешнее, но и внутреннее возвращение на родину. Петербургские сны — и страшные, и пленительные — смешались как-то со счастливым бредом Парижа, и вдруг захотелось реализма во что бы то ни стало. И хотя это сокровище я получил не сразу и не так, как ожидал, но все же получил его, — правда, значительно позднее, но в той же Москве. Итак, после Парижа я поселился с женою в Москве. Приютил меня у себя мой верный друг, с коим я связан сердечно с гимназической скамьи, С. А. Четвериков, весьма ныне известный врач, специалист по детским болезням. Он заботился обо мне в дни моего ареста и ссылки и всегда, как добрый гений, приходил ко мне на помощь, когда я тонул в житейской пучине. В Москве я встретился вновь с друзьями юности. Среди них был милый Борис Зайцев, к сожалению, оказавшийся ныне за рубежом. Теперь он эмигрант, и мы друг для друга не существуем. Я не имею теперь понятия о том, что он делает. Но того старого друга, Бориса Зайцева, который никогда никакой политикой не занимался и понимал в ней столько же, сколько я в китайской грамоте, я, конечно, забыть не могу и люблю по-прежнему. Связывала нас с ним — не политика. Меня и Бориса Зайцева соединяла та лирическая меланхолия, коей болел я иногда в былые годы и от коей не был свободен и мой друг. Очень надеюсь, однако, что он теперь ее преодолел, несмотря на свое противоестественное положение по ту сторону границы. Борис Зайцев как писатель рос ...

Входимость: 3. Размер: 38кб.

Часть текста: обыденные слова. Да и трудно мне было беседовать с этими странными людьми, которые почитали с равным усердием и Николая-чудотворца и демонов-абасылар. Зимняя безмолвная жизнь протекала медленно. Почта приходила раз в месяц. Мы радовались всему, что нарушало монотонное однообразие нашей пустынной жизни… Так мы обрадовались и тому, что на замерзшем озере будет ловля рыбы. Якуты пригласили нас любезно на эту зимнюю охоту. Весь улус собрался на уснувшее озеро. В маленькие проруби, расположенные по окружности, торжественно опущены были шесты с неводом, который тянули осторожно подо льдом… Улов был богатый. Мы были очень смущены, когда якуты поднесли и нам нашу долю добычи. Отказываться нельзя было. Это был дар озерных демонов. А ведь с ними шутить нельзя. Абасылары, оказывается, требуют равномерного распределения улова среди всех поселян. Вопреки известному правилу апостола Павла «не трудящийся да не ест», [109] мы в тот день с аппетитом ели уху из свежей рыбы. Такие удовольствия, как озерная охота, были редки. Жизнь была дремотная, как будто застывшая на долгий срок, без надежды на весенние дни. И вот однажды, среди такого ледяного безмолвия, мы получили известие о том, что нас возвращают на родину, правда, меня несколько позднее других — одним из последних и без права въезда в столицы, но все же возвращают, и через какие-нибудь три-четыре месяца я мог надеяться на ...

Входимость: 2. Размер: 45кб.

Часть текста: Современники Я хочу в этой главе дать кратчайшие заметки о некоторых людях и встречах, о коих я не успел сказать своевременно. Начну с ныне благополучно здравствующего и вовсе не ленивого поэта, до сих пор пишущего стихи и прозу, но почему-то не публикующего свои творения. [440] Я говорю о Михаиле Алексеевиче Кузмине, авторе слишком известных «Александрийских песен», [441] изысканном стихотворце и очень своеобразном композиторе. Он начал свою литературную деятельность в «Зеленом сборнике», [442] где была напечатана, между прочим, повесть В. Р. Менжинского, [443] который теперь так же, как и Кузмин, ничего не печатает. Пишет ли он теперь, я не знаю. Известность, несколько двусмысленную, М. А. Кузмин приобрел в те дни, когда журнал «Весы» напечатал его повесть «Крылья», [444] отчасти биографическую. Я не принадлежал к тем лицемерным или искренним prudes, кои негодовали на односторонние пристрастия автора. Может быть, эта моя терпимость объяснялась знанием античного быта со всеми его слабостями. Я не мог не восхищаться дарованием этого поэта, несмотря на странность излюбленных им сюжетов. Chacun a son goût. [445] Но так как я никогда ни в какой мере не разделял вкусов поэта, то естественно, что у нас не могло быть особой нежности. Я думаю, что милейший М. А. Кузмин, откровенность коего всем известна, не посетует на меня, если я расскажу один наш забавный диалог. Однажды Михаил Алексеевич на вечере «Современной музыки» полушутя спросил меня, не враждебно ли я к нему отношусь. Я постарался его уверять, что очень ценю его как поэта и как очаровательного собеседника, но, будучи поклонником прекрасного пола, не могу...

Входимость: 2. Размер: 45кб.

Часть текста: сомнений, скептицизма. Революционная эпоха прежде всего эпоха волевая. «Кто развязал Эолов мех, бурь не кори, не фарисействуй», [173] — сказал поэт. И поэт прав, конечно. Мы тогда все «приняли революцию». А уж если ты принимаешь революцию, надо ее принять со всеми ее выводами. Тут сентиментальным быть не приходится. Этот подводный камень мы обошли, но вот насчет рефлексий дело было труднее, ибо мои друзья были философы, а какая же философия возможна без скептических размышлений и без всяческих сомнений! Героями дня были не те, кто размышлял, а те, кто действовал. Со стихией не сладишь, ее не перекричишь, хотя бы ты обладал «шаляпинским» горлом. У стихии своя правда. И тут уж ничего не поделаешь. Что касается материальной организации журнала, то она устроилась довольно благополучно. У проф. Н. О. Лосского было почему-то не использованное им правительственное разрешение на журнал под названием «Вопросы жизни». Я поехал к Лосскому и без труда уговорил его дать свое имя и уступить свои права на журнал нашему кружку. Деньги дал великодушно и бескорыстно Д. Е. Жуковский, [174] небезызвестный издатель философских книг. Политический и философский отделы были в руках Булгакова и Бердяева, а я ведал главным образом отделами беллетристики, поэзии и критики. «Вопросы жизни» не были тем боевым, своеобразным и нарушавшим все интеллигентские традиции журналом, каким был «Новый путь», но зато новый журнал был солиднее, умнее, убедительнее, внушительнее своего неосторожного предшественника. В отделе поэзии и художественной прозы, где я собрал всех символистов, журнал значительно выиграл. Впервые, наконец,...

Входимость: 2. Размер: 74кб.

Часть текста: ( Примечания Г. Чулкова ) I Многоуважаемый Георгий Иванович. Спасибо Вам за извещение о судьбе моих стихов и рецензий. Еще не видал книжки "Нового пути", не знаю, что сделали цензура и Петр Петрович*. А. Н. Шмидт** приезжала в начале мая и говорила, что Вы около Подсолнечной и, м. б., приедете. Ждал Вас, пожалуйста, если будет по пути, приезжайте, я буду очень рад: сельцо Шахматове*** от станицы 17 верст. Искренно уважающий Вас Ал. Блок 15 июня 1904. Шахматове, Моск. губ. ______________________ * Журнал "Новый путь" издавался в Петербурге в 1903 и 1904 гг. Первоначально издателем и официальным редактором журнала был Петр Петрович Перцов, который в июле 1904 года вышел из редакции. Его сменил Д. В. Философов. В журнале с самого его основания принимали ближайшее участие Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус, а с июля месяца 1904 года в состав редакции вошел и я. В июньской книжке "Нового пути" было напечатано 9 стихотворений Блока: "Целый год не дрожало...

Входимость: 2. Размер: 10кб.

Часть текста: все-таки началась, — подумал я. — Она, долгожданная, пришла наконец… Но в какой час! В какой!» Приехал из отпуска унтер-офицер Маныгин. Он стоял передо мною, отдавая честь, вытянувшись по-военному. — Имею честь явиться, Ваше высокородие. Извольте принять отпускное свидетельство. — В Москве был, Маныгин? — Так точно, Ваше высокородие. — Опустите руку, Маныгин, да расскажите толком, что там у вас в Москве делается. — Так что революция, Ваше высокородие. В тот день, когда я уезжал, пришло известие из Петрограда, что господа министры арестованы. Я смотрю на моего унтер-офицера и молчу. Он тоже смотрит на меня молча и медлит уйти. Этому Маныгину хочется, должно быть, сказать мне еще кое-что. — Что? — говорю я. — Что, Маныгин? Земляк мой вытягивается, отдает честь и говорит шепотом: — Греха больше не будет… Вот какие странные мысли бродили в голове моего унтера Маныгина. Он философ, оказывается, этот земляк. Но мы с унтером Маныгиным не...

Входимость: 2. Размер: 62кб.

Часть текста: вместе с письмами к ней Владимира Соловьева, были опубликованы в 1916 году, т. е. спустя десять лет после ее смерти (она умерла 7 мая 1905 года). Анна Николаевна раскрыла мою книжку и указала мне на три стихотворения — «О, медиума странный взор…», «Я молюсь тебе, как солнцу, как сиянью дня…» и, наконец, мое стихотворное переложение «Песни песней». — Это мне дает право требовать от вас внимательного отношения к моему «Третьему завету», — сказала она тихо и торжественно. В самом деле, хотя я никогда лично не знал Владимира Соловьева и не имел с ним связи, если только не считать косвенного к нему касания через его брата Михаила Сергеевича Соловьева, [333] который был моим учителем в шестой классической гимназии и всегда относился ко мне благосклонно, — все-таки в душе моей бессознательно преобладала тогда тема «софианства», [334] соловьевская тема, с ее ослепительным светом и с ее мучительными противоречиями. Это сказалось и в моих стихах. Анна Николаева Шмидт тотчас же почувствовала во мне «своего человека», и немудрено, что мы заговорили об Александре Блоке, об этом духовном наследнике Соловьева, успевшем тогда напечатать циклы стихов в «Северных цветах» и «Новом пути». Моя книжка вышла в 1903 году и помечена на обложке 1904...

Входимость: 2. Размер: 17кб.

Часть текста: и белый ангел на своде перед иконостасом — все эти сокровища мирового значения потрясли меня. Я как-то почувствовал, что не только мрачная и жестокая «византийская идея», [873] но и нечто светлое и прекрасное унаследовано Русью от греческой культуры XI века. Я почувствовал историю, «связь времен», органическое единство всех народов, таинственную летопись событий. Но вместе с тем мысль, что Россия как некое культурное единство существует уже тысячу лет, т. е. достигла «нормального возраста нации», пугала меня. Неужели, думал я, мы живем в конце какого-то исторического цикла? Неужели мы александрийцы? Неужели мы в самом деле декаденты? Мне суждено было в том же Киеве найти подтверждение этому невеселому утверждению. Из Софийского собора отправился я на противоположный конец города смотреть Врубеля в Кирилловской церкви. [874] Здесь я воочию убедился еще раз, что мы в самом деле александрийцы. Да не будут мои слова истолкованы в том смысле, что Врубель ниже, хуже, недостойнее каких-то иных мастеров, коим посчастливилось жить в эпоху органическую и цельную. Нет, я не хочу умалить гений Врубеля. Но если вглядеться в...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1916"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1916"